| |
<Ставрополь, 17 июня 1840 г.>
О, милый Алексис!
Завтра я еду в действующий отряд, на левый фланг,
в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму,
а если возьму, то постараюсь, прислать к тебе по пересылке.
Такая каналья этот пророк! Пожалуста, спусти его
с Аспелинда; они там в Чечне не знают индийских петухов,
так, авось, это его испугает. Я здесь, в Ставрополе, уже с неделю
и живу вместе с графом Ламбертом, который также едет
в экспедицию и который вздыхает по графине Зубовой, о чем
прошу ей всеподданнейше донести. И мы оба так вздыхаем, что
кишочки наши чересчур наполнились воздухом, отчего происходят
разные приятные звуки... Я здесь от жару так слаб, что
едва держу перо. Доро́гой я заезжал в Черкаск к генералу
Хомутову и прожил у него три дня, и каждый день был в театре.
Что за феатр! Об этом стоит рассказать: смотришь на
сцену — и ничего не видишь, ибо перед носом стоят сальные
свечи, от которых глаза лопаются; смотришь назад — ничего не
видишь, потому что темно; смотришь направо — ничего не видишь,
потому что ничего нет; смотришь налево — и видишь
в ложе полицмейстера; оркестр составлен из четырех кларнетов,
двух контрабасов и одной скрипки, на которой пилит сам
капельмейстер, и этот капельмейстер примечателен тем, что глух,
и когда надо начать или кончать, то первый кларнет дергает его
за фалды, а контрабас бьет такт смычком по его плечу. Раз, по
личной ненависти, он его так хватил смычком, что тот обернулся
и хотел пустить в него скрипкой, но в эту минуту кларнет дернул
его за фалды, и капельмейстер упал навзничь головой
прямо в барабан и проломил кожу; но в азарте вскочил и хотел
продолжать бой и что же! о ужас! на голове его вместо
кивера торчит барабан. Публика была в восторге, занавес опустили,
а оркестр отправили на съезжую. В продолжение этой
потехи я всё ждал, что будет? — Так-то, мой милый Алеша! —
Но здесь в Ставрополе таких удовольствий нет; зато ужасно
жарко. Вероятно письмо мое тебя найдет в Сокольниках. Между
прочим, прощай: ужасно я устал и слаб. Поцелуй за меня ручку
у Варвары Александровны и будь благонадежен. Ужасно
устал... Жарко... Уф! —
Лермонтов.
|
