Секунданты Лермонтова М.Ю.

С.В. ТРУБЕЦКОЙ (1815-1859)

Унес с собой в могилу тайну гибели М.Ю. Лермонтова и другой секундант на роковой дуэли – С.В. Трубецкой, умерший в 1859 году. Так же, как и А.А. Столыпин, он не оставил никаких воспоминаний о Лермонтове. Его имя, также, как имя Столыпина, скрывали от следствия и суда. Между тем, среди лиц из пятигорского окружения поэта князь С.В. Трубецкой – личность, пожалуй, самая неординарная. Нашумевшая в его время история о похищении им хорошенькой Лавинии Жадимировской легла в основу очерка П.Е. Щеголева «Любовь в равелине» и книги Б.Окуджавы «Путешествие дилетантов».
Сергей Васильевич Трубецкой, сын героя Отечественной войны 1812 года, кавалергарда В.С. Трубецкова, был необычайно красив, ловок и блистателен во всех отношениях. Однако о нем, также, как о Столыпине остались весьма противоречивые свидетельства. Одни называли его «тишайшим», другие говорили о его склонности к риску и неординарным поступкам.
Дом Трубецких в Петербурге был довольно известен, в нем собиралась придворная знать. Лермонтов в 1834-35 годах бывал в Петербурге у Трубецкова на офицерских собраниях. Также как поэт, Сергей Васильевич Трубецкой был в длительной опале у Николая 1. Каждый его поступок, называемый в документах «шалостями», невольно высвечивался, вызывая гнев со стороны императора. Чтобы иметь представление о «шалостях» Трубецкого, обратимся к штрафному журналу Кавалергардского полка. Не говоря о проступках обычного характера, таких как курение не вовремя трубки перед фронтом полка, прогулки рядом с подпрапорщиком, отлучки с места дежурства, остановимся только на двух случаях, наиболее характерных для Трубецкого.
Первый проступок, совершенный им совместно с штаб-ротмистром Кротковым, так описан в штрафном журнале: «11 числа сего месяца, узнав, что графиня Бобринская с гостями должны были гулять на лодках по Большой Неве и Черной речке, вознамерились в шутку ехать им навстречу с зажженными факелами и пустым гробом…» Запись датирована 14 августа 1834 года.
Второй случай изложен в записи от 1 сентября 1835 года: «За то, что после вечерней зори во втором часу на улице в Новой деревне производили разные игры не с должной тишиной, арестованы с содержанием на гауптвахте (имеются в виду С.Трубецкой и еще два офицера – Е.С.) впредь до приказания».
В 1837 году с Трубецким случилась неприятная история. Рассказывает однополчанин М.Ю. Лермонтова по лейб-гвардии Гродненскому гусарскому полку А.И. Арнольди: «Сергей Трубецкой, бывший в армии, соблазнил дочь генерала-лейтенанта П.К. Мусина-Пушкина, был обвенчан с нею по приказанию государя Николая Павловича». История этой свадьбы была хорошо известна поэту, находившемуся с середины января по середину февраля 1838 года в Петербурге. В это время современники писали: «… в городе только и говорят о свадьбе девицы Пушкиной с князем Трубецким. В этом будто бы принимает участие император. Венчание происходило в Царском Селе».
С.В. Трубецкой не любил супругу. Молодые разъехались уже летом 1838 года, после рождения дочери.
В конце 1839 года его перевели из лейб-гвардии Кавалергардского полка на Кавказ, где прикомандировали к Гребенскому казачьему полку. Вместе с Лермонтовым он участвовал в экспедиции А.В. Галафеева. В сражении при реке Валерик 11 июля 1840 года он был ранен, а его имя вместе с именем поэта было вычеркнуто царем из народных списков.
Падчерица генерала П.С. Верзилина, в доме которого произошла ссора Лермонтова с Мартыновым, Эмилия Александровна Клингенберг (в замужестве Шан-Гирей) утверждала, что в 1840 году Трубецкой был на Водах. «Вспомнила я бал в Кисловодске, — пишет она. В то время в торжественные дни все военные должны были быть в военных мундирах, а так как молодежь, отпускаемая из экспедиций на самое короткое время отдохнуть на Воды, мундиров не имела, то и участвовать в парадном балу не могла, что и случилось именно 22 августа (день коронации) 1840 г. Молодые люди, в числе которых был и Лермонтов, стояли на балконе у окна… В конце вечера, во время мазурки, один из не имевших права входа на бал, именно князь Трубецкой, храбро вошел и торжественно пройдя всю залу, пригласил девицу сделать с ним один тур мазурки, на что она охотно согласилась. Затем, доведя ее до места, он также промаршировал обратно и был встречен аплодисментами товарищей за свой героический подвиг, и дверь снова затворилась. Много смеялись этой смелой выходке и только; а князь Трубецкой (тот самый, который был в 1841 г. во время дуэли Лермонтова) мог бы поплатиться и гауптвахтой».
Самое интересное, что вспоминала этот эпизод Э.А. Шан-Гирей по поводу мистификации П.П. Вяземского! 22 августа 1887 года она пишет из Пятигорска в редакцию «Русского архива», где были опубликованы фрагменты данной мистификации, с целью «поместить в ближайшем номере журнала опровержение на некоторые неточности, вкравшиеся в письма г-жи Оммер де Гелль».
В мистификации указано: (запись № 120, Кисловодск, 26 августа 1840 года).
«Приехав в Кисловодск, я должна была переодеться, — так как мой туалет измялся дорогой. Мы едем на бал, который дает общество в честь моего приезда. Мы очень весело провели время. Лермонтов был блистателен…». Эмилия Александровна говорит лишь о том, что дата проведения бала не совпадает (этот прием со сбивкой дат, кстати очень часто используется Вяземским): бал в день коронации проходил 22 августа, у Адель Оммер де Гелль другая дата – 26 августа. Однако, мемуаристка вовсе не отрицает присутствия на балу очаровательной француженки!
Но вернемся к С.В. Трубецкому. Такую же склонность к риску, как на описанном выше балу, он проявил и в 1841 году. Принимая на себя обязанности секунданта, он заведомо рисковал, так как это могло закончиться для него крайне неблагоприятно.
После гибели поэта С.В. Трубецкой был выслан к месту своей службы. 1 августа 1842 года его перевели в Апшеронский пехотный полк. Вскоре он подал прошение об отставке.
В 1851 году за увоз от мужа-деспота молоденькой Лавинии Жадимировской Трубецкого арестовали, и Николай 1 распорядился посадить его под арест в Алексеевский равелин. Отсидев там свой срок, лишенный титула, чинов, знаков отличия, он был отдан в солдаты в один из пехотных полков в Петрозаводск, а затем – в Оренбургский край. По дороге в Оренбург он тяжело заболел.
Перед смертью князь поселился в своем именьеце Сапун Муромского уезда Владимирской губернии. Рядом с ним находилась разведенная Лавиния Жадимировская, которая была с ним до самой кончины, как бы доказав как много порой может значить женщина в жизни безрассудного мужчины.
 

М. ГЛЕБОВ (Михаил Павлович) (1817-1847)

Нельзя не сказать особо и о секунданте Лермонтова на роковой дуэли Михаиле Глебове.
Вспомним, как описывает поэт сражение с горцами на реке Валерик, состоявшееся летом 1840 года:

И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть…
(И зной и битва утомили
Меня), но мутная волна
Была тепла, была красна.

В этой битве принимал участие и Михаил Глебов, сын орловского помещика, 23-летний корнет лейб-гвардии конного полка. На Кавказ он прибыл после окончания юнкерской школы. Здесь судьба и свела его с Лермонтовым. Они стали приятелями. Судя по отзывам товарищей, Глебова любили и уважали за обширные знания, удаль и храбрость, за веселый нрав и честность, за дружескую веру.
Известен экспромпт Лермонтова, в котором он обратился к имени друга с теплыми словами:

Милый Глебов,
Сродник Фебов,
Улыбнись,
Но на Наде,
Христа ради,
Не женись!
(Глебов в то время слегка ухаживал за Надеждой Петровной Верзилиной).

Михаил Павлович Глебов родился в 1817 г. в семье отставного полковника, орловского дворянина. В 1838 г. окончил юнкерскую школу в Петербурге и был определен в конногвардейский полк вместе с родственником поэта Дмитрием Столыпиным (братом Мунго). Возможно, что именно через него Глебов и познакомился с Лермонтовым.
Весной 1840 г. будущий секундант поэта в числе «охотников» (волонтеров) перевелся на Кавказ и вместе с Лермонтовым принял участие в летней экспедиции генерала Галафеева, где в деле с горцами на реке Валерик получил тяжелое ранение в ключицу.
Залечивать рану он поехал в свое родовое имение Мишково. Долгое время считалось, что по пути на Кавказ, весной 1841 года, Лермонтов заезжал к своему товарищу в гости. Первое сообщение об этом появилось в 1890 г. в «Историческом вестнике», в заметке Коробьина. Но Г.В. Малюченко в своей статье «Бывал ли М.Ю. Лермонтов в Мишкове» («Русская литература», 1982 г., № 4, «Наука», Ленингр.отделение) доказывает, что приезд поэта в Мишково – легенда.
Летом 1841 года в Пятигорске Лермонтов и Глебов встретились как старые друзья. Жили по соседству. Поселился Глебов во флигеле дома генерала П.С. Верзилина вместе с Николаем Мартыновым – убийцей поэта, неподалеку от домика, в котором жили М.Ю. Лермонтов и А.А.Столыпин. Естественно, что Глебову была известна вся преддуэльная история. Глебов был свидетелем ссоры Лермонтова с Мартыновым. По свидетельству современников, в преддуэльные дни в Пятигорске он делал все для примирения противников. Трогательно было его поведение и после трагического исхода поединка. Он остался один под проливным дождем с телом убитого поэта.
На следствии Глебов, согласно договоренности между участниками дуэли, был вынужден придерживаться формальных показаний, о многом промолчать. Но друзьям и близким знакомым он сообщил некоторые подробности. Так, Эмилия Александровна Шан-Гирей писала в своих воспоминаниях: «Первый стрелял Мартынов, а Лермонтов будто бы прежде сказал секунданту, что стрелять не будет и был убит наповал, как рассказывал нам Глебов».
Та же Эмилия Александровна вспоминала, что Глебов рассказывал, «какие мучительные часы провел он, оставшись один в лесу, сидя на траве под проливным дождем. Голова убитого поэта покоилась у него на коленях, — темно, кони привязанные ржут, рвутся, бьют копытами о землю, молния и гром беспрерывно; необъяснимо страшно стало».
Уже на следующий день после дуэли, 16 июля 1841 года (старый стиль) комендант Ильяшенков доносил командующему войсками П.Х. Граббе: «Секундантом у обоих был находящийся здесь для лечения раны лейб-гвардии конного полка корнет Глебов. Майор Мартынов и корнет Глебов арестованы, и о происшествии сем производится законное расследование…».
Сначала Глебов объявлялся единственным свидетелем, но уже на следующий день был привлечен и Васильчиков. На следствии не было указано кто с чьей стороны был секундантом. Не знаем этого мы и сегодня.
В 1962 году из-за границы был возвращен архив родственницы М.Ю. Лермонтова Александры Михайловны Верещагиной. Из документов архива стало известно о несохранившемся письме Глебова к своему однокашнику Дмитрию Столыпину, посланном из Пятигорска сразу после дуэли. Ссылаясь на это письмо, бабушка поэта Е.А.Арсеньева сообщала Верещагиной 26 августа 1841 года печальные вести о своем внуке: «… бедный Миша только жил 5 минут, ничего не успел сказать, пуля навылет. У него был секундант Глебов, молодой человек, знакомый наших Столыпиных…, а у Мартынова – Васильчиков». (Участие в дуэли двух других секундантов – С.В. Трубецкова и А.А.Столыпина на первых порах умалчивалось).
Итак, со слов самого Глебова, мы имеем свидетельство, что он участвовал в дуэли как секундант Лермонтова.
Немецкий писатель и переводчик Ф. Боденштедт, которому довелось встречаться с Глебовым в Тифлисе в 1843-45 годах, упоминает в переписке с биографом поэта Висковатовым о том, что Михаил Павлович хранил у себя лермонтовские бумаги: «несколько писем Лермонтова, со многими в них стихотворными набросками, свидетельствовавшими о полном доверии к нему поэта, потому что в них были изречения, которые, сделавшись известными, могли бы иметь серьезные последствия. Глебов их из рук не выдавал, но в интимных кружках секрета из них не делал…» Несомненно, Глебову было что рассказать о своем друге. Говоря же о причине роковой дуэли поэта, он, как и многие, указывал, что Мартынов стрелялся из-за сестры…
П.А.Висковатов как первый биограф поэта не был согласен с этим утверждением, называя эту причину нелепыми домыслами. Однако факты, как говорится, вещь упрямая. И отбросить подобные свидетельства мы не можем.

ВАСИЛЬЧИКОВ А.И. (1818-1887)

Как уже отмечалось выше, до последнего времени оставалась недостаточно выясненной и по-разному освещалась различными исследователями роль Александра Илларионовича Васильчикова в истории дуэли М.Ю. Лермонтова с Мартыновым.
Так, П.А.Висковатый, основываясь на его статьях о Лермонтове и на личных беседах с ним, считает этого участника дуэли одним из друзей поэта. Однако его поведение в преддуэльный период удивляет. Сначала Васильчиков часто бывал в гостях у Лермонтова, ходил с ним на прогулки к общим знакомым, «выслушивал, не обижаясь, от него всевозможные шутки, остроты и замечания, отшучиваясь, в свою очередь, как Господь Бог положит на душу». Но с конца июня князь вдруг сделался молчалив, угрюмо вежлив и сдержан, частые беседы прекратились.

П.К. Мартьянов, со слов В.И. Чилаева, владельца домика, в котором прошли
последние дни жизни поэта, изображает взаимоотношения Васильчикова с Лермонтовым следующим образом: «Умник вел себя в Пятигорске очень тонко. Он, по словам В.И. Чилаева, зная силу сарказма Лермонтова, первоначально ухаживал за ним, часто бывал у него… Но с конца июня он вдруг перешел в тот лагерь, где враждебно смотрели на поэта. Внешние отношения оставались, конечно, те же, но близкая товарищеская связь была прервана…
Лермонтов все это видел и бросал ему в глаза клички: «Дон-Кихот иезуитизма», «Князь пустельга», «дипломат не у дел», «мученик фавора» и др….»(Мартьянов П.К. Последние дни жизни М.Ю. Лермонтова. – «Исторический вестник», 1892. – т.47- С.454-455).
А.И.Васильчиков – старший сын князя И.В. Васильчикова, председателя Государственного совета, ближайшего фаворита Николая 1. Царь и члены его семьи нередко посещали дом Васильчиковых.
В 1835 году Александр Илларионович поступил в Петербургский университет на юридический факультет. В 1839 году он окончил курс получением степени кандидата. Его ждала блестящая карьера. У него были прекрасные ораторские данные, в свое время он был первым среди сокурсников. Впрочем, и по поводу характеристики Васильчикова мы находим в воспоминаниях современников полярные характеристики. Одни относились к нему как к человеку с обширным образованием, с серьезным строгим умом, с практическим знанием экономической русской жизни, как к человеку передовому и притом «не сходившему с русской национальной основы»; другие же его практическую деятельность считают не только бесполезною, но даже вредною, а в литературной находят лишь легкомыслие и не признают в авторе не только серьезных знаний, но даже и умения грамотно писать. Такие сведения о А.И. Васильчикове дает автор биографического очерка о нем А.Голубев.
В начале 1840 года «Князь Ксандр» решил примкнуть к группе молодежи, приглашавшейся бароном П.В.Ганом в сотрудники к нему по введению за Кавказом нового административного устройства. Молодые администраторы мечтали о том, как они водворят на Кавказе окончательный мир и гражданственность. Но миссия барона Гана не удалась, и через год, в 1841 году, почти весь состав его сотрудников был уже в отпуске на Кавказских Минеральных водах. Так Васильчиков оказался в Пятигорске. Он квартировал в одной усадьбе с Лермонтовым, принадлежавшей майору в отставке В.И.Чилаеву, живя в разных с поэтом домах, но по соседству.
П.К. Мартьянов отводит Васильчикову главную роль в организации интриг, погубивших Лермонтова. Однако, собрав обширный и интересный материал о поэте, Мартьянов снабдил эти бесценные сведения собственными добавлениями комментариями, порой достаточно тенденциозными. Совершенно справедливо заметив, что «восстановить во всей чистоте и блеске гениальную личность автора «Демона» и «Героя нашего времени» — дело будущего историка жизни Михаила Юрьевича», Мартьянов, все же, публикует не только голые материалы, факты и сведения. Он по-журналистски «беллетрицирует» их, берет на себя смелость «разоблачать клевету» в тех или иных свидетельствах. Так, говоря об А.И.Васильчикове, Мартьянов сообщает: «Князь А.И. Васильчиков в восьмидесятых годах говорил П.А. Висковатому, что «из источников, близких Мартынову, исходят рассказы, несогласные с действительностью», — и тут же делает вывод: «… а подобный отзыв близкого к делу человека – уже приговор…». Он рьяно опровергает «мартыновскую версию дуэли», поступая достаточно пристрастно. Между тем, исследователь-биограф должен отличаться беспристрастностью. Посмотрим, что пишет Мартьянов по поводу причины дуэли, попутно критикуя мемуаристов: «Они… впадают в экстаз и, схватив перо, принимаются выкладывать на бумагу весь старый хлам своей памяти. Они смело восклицают, что… только им одним известна истина. Но эта истина оказывается, однако, давно известной всем сказкой «о конверте с дневниками сестер Мартынова и деньгами 300 р.». (Мартьянов П.К. Дела и люди века. – т.Ш. – СПб., 1896. – С.17).
Однако сегодня мы были бы гораздо более благодарны биографу-журналисту за скрупулезное перечисление и цитирование подобных свидетельств, чем за данное им вместо них «резюме». Все же можно убедиться, что версия о том, что Мартынов стрелялся из-за сестры Натальи занимала большое место в воспоминаниях современников. Мартьянову она, правда, не нравится, так как он считает, что этот намек «вульгарен и не чист». Мартьянов пытается развенчать ее, говоря, что сестра Мартынова не могла рассказывать, что она изображена в романе «Герой нашего времени», потому что роман этот был написан в 1838-1839 годах и появился в печати только в 1840 году, в то время как Наталья вернулась с Кавказа в 1837. Аргумент, надо признать, слабоват, потому что рассказывала о себе как о прототипе «Княжны Мери» Наталья Соломоновна уже после 1837 года, творческая же история «Героя…» сложна и почти не документирована. Она устанавливается на основании анализа текста и отчасти по указаниям в мемуарной литературе (часто не точным и противоречивым). Так что неизвестно, когда могла видеть сестра Мартынова набросанный начерно автограф повести.
Если же допустить, что в преддуэльной истории была все же затронута честь женщины, становится понятным почему секунданты хранили упорное молчание. Нарушил этот заговор молчания именно А.И. Васильчиков, опубликовав в 1872 году в журнале «Русский Архив» статью «Несколько слов о кончине М.Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н.С. Мартыновым».

Однако и он умер в 1881 году, прожив 63 года, так и не раскрыв подлинных обстоятельств гибели М.Ю. Лермонтова.