|
Он исповедовался в своих стихах,
невольно увлеченный восторгом
поэзии.
А.С. Пушкин.
Тема поэта и поэзии мне была интересна всегда, потому что я тоже пытаюсь писать стихи. И хотя меня нельзя назвать поэтом, я уже испытывал то чувство радости, когда отдельные слова неожиданно начинают складываться в строфы, а они, в свою очередь, в стихотворение. Иногда у меня возникает вопрос: что чувствовали такие гении русской литературы, как Державин, Пушкин, Лермонтов? Какие мысли приходили к ним в то далекое время, какими был их взгляд на общество, как он соотносился с их внутренним миром?
Ответить на этот вопрос, не познакомившись с творчеством великих литераторов, невозможно.
В мою жизнь А.С. Пушкин вошел еще в детстве. Дошкольником я наслаждался его стихотворениями, сказками… Они поразили меня своей красотой и полнотой содержания, неиссякаемой энергией жизни, искренностью и напевностью. Сам открытый всему миру, Пушкин сумел свой стих сделать открытым читателю.
Став старше, я узнал М.Ю. Лермонтова. Несмотря на то, что его поэзия очень отличается от поэзии Пушкина, она обладает удивительной силой эмоционального воздействия. «Бородино» завораживает искренней естественностью патриотизма, «Парус» — тревогой поисков и желанием свободы, «Мцыри» — непреклонностью порыва, волей героя, не сломленной трагическим поединком с обстоятельствами… С тех пор имена этих великих поэтов для меня неразрывны:
Пушкин – радуга на всей земле,
Лермонтов – путь млечный над горами…
(Вл. Набоков)
Поэзия Г.Р. Державина возникла для меня гораздо позже, когда я задумался, откуда берет начало творчество Пушкина и Лермонтова и их знаменитых последователей, которым наслаждаются по сей день.
Именно Державин сделал русскую поэзию XVIII-XIX веков такой, которую сейчас мы так любим и красотой которой так восхищаемся. До этого поэты-соотечественники только рассуждали в стихотворной форме о смерти, старости и разных нравоучительных предметах. Одописцам полагалось прятать свою личность, будто их устами глаголет сама истина.
Державин выступил в литературе на закате классицизма и, чутко относясь к новым поэтическим веяниям, не мог остаться правоверным классиком. Освободившись от сковывавших его пут нормативности, редкостный талант Державина развернулся с молниеносной быстротой и поэтической силой. Организующим центром поэзии Державина все больше становится образ автора, единый во всех произведениях. И как человек, а не условно-отвлеченный «пиит», он видит личностные недостатки вельмож, их «небесно-голубые взоры».
С образом автора в поэзию Державина входит живой разговорный язык, то, что сам поэт позднее назвал «забавным русским слогом». Именно он и помог стихотворцу раскрыть свою личность во всех произведениях.
В своем творчестве Державин уделяет большое внимание теме поэта и поэзии. Говоря о поэзии, он подчеркивает ее истинное предназначение:
Сей дар богов лишь к чести
И к поученью их путей
Быть должен обращен, не к лести
И темной похвале людей.
Так наставляет Фелица «мурзу»-стихотворца. Сам же Державин свою главную заслугу видит в том, что он «истину царям с улыбкой говорил».
На многое поэт дерзнул впервые в русской литературе. В частности, он первым вслух заговорил о своем поэтическом бессмертии. Посмертную славу автор ставит в зависимости от выбора героев, которых он воспевал:
Превознесу тебя, прославлю,
Тобой бессмертен буду сам!
Та же героиня (Фелица) должна «вознести с собой» в «храм славы» «скудельный образ» поэта («Мой истукан»). Но в других произведениях Державин мог пафосно провозгласить:
Врагов моих червь кости сгложет,
А я Пиит и не умру.
Целиком теме поэтического бессмертия посвящены два державинских подражания римскому поэту Квинту Горацию Флакку: «Лебедь» и «Памятник». Из них наибольшую известность имеет второе.
Так!- весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.
В понятие державинского бессмертия входит память народа о его славном творческом пути. Ведь поэзия стихотворца имела общественное назначение.
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как и безвестности я тем известен стал…
Причину своего поэтического бессмертия Гораций объясняет лаконично и скромно: он первый переложил на итальянский лад греческие напевы. Объяснение Державина просторнее и относится уже не только к чисто поэтическим заслугам, хотя и к ним тоже:
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить.
В заключении Державин добавляет важную мысль:
О, Муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай…
Ее в дальнейшем подхватил и развернул Пушкин в своей вариации на ту же тему – знаменитом стихотворении «Я памятник себе воздвиг…»
Являясь продолжателем поэтического дела Державина, А.С. Пушкин, однако, нередко критикует его, так как имеет иной взгляд на жизнь и отличную от державинской гражданскую позицию поэта. Придворный стихотворец в душе был довольно консервативен, он ставил превыше всего государство, во главе которого должен быть мудрый царь. В его мире добро есть добро, зло есть зло, а если бунтовщики потрясают основы державы, то это тоже зло, с которым надлежит бороться.
Немудрено, что свобода Державина кажется продекабристски настроенному Пушкину тяжелой и неуклюжей. Он назовет стихи предшественника «дурным переводом с какого-то чудесного подлинника – оценка нелестная, но понятная. Пушкина, который дал отечественной поэзии меру красоты, должны были раздражать причудливые громады державинских од.
Но именно Державину Пушкин был обязан главным своим достижением – освобождением от наперед заданных правил при выборе поэтического слова. Державинская тяжесть стала пьедесталом для пушкинской легкости. Побежденный учитель уступил место победителю-ученику.
Активное творчество Пушкина началось еще в лицее. Во время обучения начала формироваться его гражданская позиция, которая предназначалась служению делу освобождения России от давящей государственной системы, стремлению поэта к независимости в творчестве, признанию поэтического труда как тяжелой работы. («Дельвигу, 1817 г. (ознакомиться с личностью Антона Дельвига можно на сайте), «К Н.Я. Плюсковой, 1818 год.)
Особый интерес представляет ода «Вольность», написанная в 1817 году. В ней поэт выступает против деспотизма самовластия и крепостного права.
Тираны мира! трепещите!
А вы мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
Ода представляет собой пример гражданской лирики, образцы которой Пушкин мог найти у Радищева и Державина. Она проникнута романтическим пафосом. Но по сравнению с Державиным, Пушкин провозглашает в ней ответственность царей перед законом, которая является залогом вольности народов.
Осознавая истинное предназначение поэта и поэзии, видя его в служении своему народу и Отечеству, автор болезненно переживает несовершенство своего поэтического языка в эмоциональном воздействии на читателя.
Как добиться духовного освобождения народа, раскрыть ему глаза на уничтожающий человеческое достоинство порядок вещей, где царит «рабство дикое» и «рабство тощее»?(«Деревня») С горечью и надеждой восклицает поэт:
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар,
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Но как бы ни трудна была сверхзадача поэзии, А.С. Пушкин неуклонно стремится достигнуть ее, находя точные изобразительные средства для воплощения духовных идеалов высокого накала души.
Так, в стихотворении «Кинжал» Пушкин осуждает массовый террор якобинцев и одновременно славит «карающий кинжал» в качестве «тайного стража» свободы, «последнего судии позора и обиды». Многими декабристами это стихотворение было воспринято как призыв к свержению самодержавия.
После разгрома восстания декабристов в лирике Пушкина начинают все сильнее звучать философские мотивы – раздумья о смысле и цели жизни, о поэте и его назначении, об отношениях между поэтом и обществом. Вольнолюбивую душу угнетает наличие жандармской цензуры, признающей только официальную литературу, отвергающей все живое, смелое, прогрессивное. В стихотворении «Послание цензору» автор утверждает стремление творить по законам, самим над собой установленными, отвергая бесполезную цензуру:
Докучным евнухом ты бродишь между муз;
Ни чувства пылкие, ни блеск ума, ни вкус,
Ни слог певца «Пиров», столь чистый, благородный,-
Ничто не трогает души твоей холодной.
А.С. Пушкин искренне пытался пробудить в народе вольнолюбивые мотивы, чувство собственного достоинства, но тщетно: его разочарование в служении обществу отразилось в стихотворении «Свободы сеятель пустынный».
Но упадническое настроение не мешает поэту понять, что его время наполнено великими событиями. Божественная суть искусства, пророческое назначение стихотворца находит свое выражение в стихотворении «Пророк» (1826 год). Автор в основе произведения использует сюжет библейской легенды, в которой посланник Бога Серафим очищает избранного из прочих человека от скверны, даруя ему силу пророка. Этим человеком является лирический герой Пушкина, бредущий по безлюдной пустыне, не находя никакого сочувствия. Встреча с ангелом преображает, озаряет светом понимания истины его жизнь. Но недостаточно чудесного преображения чувств и способностей, чтобы осознать пророческую миссию. Поэту-реалисту необходим жар сердца. Только очень высокий эмоциональный накал может переплавить обыденную жизнь в чистое поэтическое золото:
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Так завершается преображение пророка: поэт приходит к мысли, что он должен не просто утешать, радовать людей и доставлять им наслаждение своим творчеством, а наставлять читателя, вести его за собой.
Однако при всепобеждающей доброте поэта, идиллии в отношениях А.С. Пушкина с читателями никогда не было. Вспомним «Разговор книгопродавца с поэтом» (1824 год):
Блажен, кто про себя таил
Души высокие созданья
И от людей, как от могил,
Не ждал за чувство воздаянья!
Эта позиция отстраненности поэта от толпы выражается в стихотворениях «Поэту» (1830 г.), «Эхо» (1831 г.), «Толпа глуха» (1833 г.), «Гнедичу» (1832 г.), «Странник» (1835 г.), «Из Пиндемонти» (1836 г.)
Степень отчужденности между поэтом и читателем А.С. Пушкин осознает в лирике трагически:
… Толпа глухая,
Крылатой новизны любовница слепая,
Надменных баловней меняет каждый день,
И катятся стуча с ступени на ступень
Кумиры их, вчера увенчанные ею.
Между тем, в Пушкине всегда жила надежда на читательское признание. Эта надежда звучит как пророчество, вырывающееся вопреки трагическому одиночеству поэта при жизни.
На закате своей недолгой жизни А.С. Пушкин, будто предчувствуя скорую кончину, решает подвести итог своей поэтической деятельности. Этим итогом стало стихотворение «Я памятник себе воздвиг…» (1836 г.). Стихотворец в первых же строках раскрывает свой секрет поэтического бессмертия и высвобождения из плена: смерть земная открывает жизнь вечную:
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Затем Пушкин провозглашает основную ценность и мерило любого поэта – народность:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу,
И милость к падшим призывал.
В этих строках утверждается гуманистическая идея творчества. Поэт, по мнению Пушкина, должен пытаться сделать людей лучше, не упрекать их в невежестве и темноте, а указывать им путь истинный. И здесь он обязан слушать только веление собственного сердца…
Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и доброту приемли равнодушно,
И не оспоривай глупца.
«Памятник» начался бунтом, а закончился заклинанием, призывом к смирению, но к такому смирению, которое отторгает всякую зависимость от суеты (обиды, венца, хвалы, клеветы). Это стихотворение – подвиг поэта, запечатлевший всю красоту его личности.
По-своему решает тему поэта и поэзии М.Ю. Лермонтов. Подхватив эстафету своего предшественника, он создал более широкий и сложный образ поэта. Эта сложность объясняется теми условиями жизни, которые были связаны с последствиями разгрома декабристов. «Нет двух поэтов столь существенно различных,- писал В.Г. Белинский,- как Пушкин и Лермонтов. Пушкин – поэт внутреннего чувства души; Лермонтов – поэт беспощадной мысли, истины. Пафос Пушкина заключается в сфере самого искусства как искусства; пафос поэзии Лермонтова заключается в нравственных вопросах о судьбе человеческой личности». Благородная и светлая поэзия Пушкина развивалась на почве надежд и доверия к жизни, веры в безграничные возможности человека. И напряжение народных сил в Отечественной войне 1812 года, и подъем национального самосознания питали эту надежду и веру.
На смену светлому и непосредственному, открытому взгляду на мир, на смену упоению жизнью приходит эпоха разочарования, скепсиса и «тоски по жизни». На смену эпохе Пушкина приходит эпоха Лермонтова. Эти эпохи разделил 1825 год, год восстания и разгрома декабристов. И в поэзии Лермонтова с первых же строк звучит тема одиночества.
«В… лирических произведениях Лермонтова,- писал В.Г. Белинский,- виден избыток несокрушимой силы духа и богатырской силы в выражении; но в них уже нет надежды, они поражают душу читателя безотрадностью, безверьем в жизнь и чувства человеческие, при жажде жизни и избытке чувств… Нигде нет пушкинского разгула на пиру жизни; но везде вопросы, которые омрачают душу, леденят сердце… Да, очевидно, что Лермонтов – поэт совсем другой эпохи и что его поэзия – совсем новое звено в цепи исторического развития общества…»
Пушкину довелось испытать горечь непонимания, и голос его иногда звучал, как глас вопиющего в пустыне. Поэт-пророк не всегда был понятен окружающим в своих предсказаниях, и его поэзия порой вызывала вопрос: «Какая польза нам от ней?»
Лермонтов изведал не только одиночество и непонимания. Он уже фигура отчетливо трагическая. Гибель поэта в мире зла неминуема. Это подсказывала Лермонтову и судьба его гениального предшественника. Стихотворение «Смерть поэта» написано по горячим следам событий и под непосредственным впечатлением от них. Хотя речь идет о трагической судьбе конкретного человека, Лермонтов трактует происходящее как проявление вечной борьбы добра со злом и жестокостью. Поэт гибнет от рук ничтожных людей. Он – гордая, независимая личность, дивный гений, явление небывалое и потому чужеродное в среде, живущей завистью, алчностью, клеветой, погоней за счастьем, понимаемым как богатство, высокие звания и чины, привилегированное положение в обществе… Столкнулось небесное с земным, низкое с высоким, «лед с пламенем».
Поэт-пророк – это образ, введенный в литературный обиход Пушкиным. Такой же он и у Лермонтова. Появляется у него и образ карающего кинжала. В стихотворении «Поэт» Лермонтов строит лирическую композицию на сравнении своего коллеги по перу с кинжалом, вспоминая те далекие времена, когда страстное слово поэта оказывалось в сердцах слушателей, когда творчество его было служением, а не мукой одиночества:
Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы.
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.
Твой стих, как божий дух, носился над толпою,
И отзвук мыслей благородных
Звучал, как колокол на башне вечевой
Во дни торжеств и бед народных.
Но пустота и черствость окружающего мира заставляют поэта уйти в себя, отказаться от высокого служения людям, а это, как считает Лермонтов, равнозначно заржавевшему клинку кинжала. Призывая стихотворца услышать зов времени, Лермонтов впервые в своем творчестве употребит образ «осмеянного пророка».
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк
Иль никогда на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?
Как и в стихотворении «Поэт», в «Журналисте, Читателе и Писателе» возникает тема пророчества. «Пророческая речь», «осмеянный пророк» — эти настойчиво повторяющиеся образы получат трагическое завершение в стихотворении «Пророк», которое станет итогом размышлений Лермонтова о судьбе и предназначении настоящего поэта. Он сознательно избирает стихотворную форму пушкинского «Пророка». Его произведение написано тем же размером и звучит как прямое продолжение стихотворения Пушкина, у которого «Бога глас» взывает к пророку:
Восстань пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей!
Вот главное назначение провидца, его долг перед миром и перед собой. И не важно, как воспримут его слова те, кому они предназначены. Лермонтов услышал призыв предшественника и последовал ему:
С тех пор, как вечный судия
Мне дал всевиденье пророка
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья.
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья…
Лермонтовский пророк, посыпав голову пеплом, бежит подальше от людей в пустыню, где его благодарно слушает лишь звезды да бессловесная тварь. Когда же он изредка появляется «шумном граде», то умудренные старцы показывают на него пальцами, внушая детям:
Смотрите ж, дети, на него,
Как он угрюм, и худ, и бледен.
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!
Осмеянный пророк, на которого показывают пальцем, как на юродивого,- страшный образ. Его ждет лишь печаль и тоска. По сравнению с пушкинским героем он движется лишь назад. Для Пушкина провидец – носитель слова Божьего, исполненный всего самого чистого и светлого. В стихотворении же Лермонтова, пророк, не отказываясь от дара всевышнего, несет тяжкий крест непонимания, жестокости и презрения окружающих, пробираясь сквозь толпу и обращая к ней поучительную речь.
В эпоху государственной нестабильности Лермонтов остался хранителем и продолжателем высоких заветов предшественников. Его поэт-пророк является носителем возвышенных истин. Поэтические идеалы по-прежнему соотносятся с идеалами пушкинского времени. Его стихи полны горечи, чувства одиночества, разобщенности в царстве произвола и мглы, как назвал Николаевскую эпоху Герцен. Это сообщило поэзии Лермонтова характер трагический.
Вопрос о том, каким должен быть поэт, какова его роль в обществе, каковы задачи поэзии, всегда волновал и будет волновать сторонников искусства для народа. Поэтому тема назначения стихотворца – центральная тема не только поэзии XIX века, она пронизывает и творчество современных поэтов, для которых судьба Родины и народа – их судьба.
Г.Р. Державин, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов как представители передовых кругов русского общества XVIII-XIX веков возглавили дальнейшее движение литературы вперед, определили ее последующее развитие .
Русская действительность, духовная близость Пушкина к декабристам были той школой, в которой сложились взгляды поэтов на сущность искусства, на место и роль поэзии в жизни общества. Учитывая то обстоятельство, что великие стихотворцы писали в разное время, можно говорить о своеобразном представлении каждого из них о своей поэтической музе.
Образ державинской музы оставался неизменным на протяжении всего его творчества. Её отличала добродушная натура, простота, домашность и приватность.
А.С. Пушкину муза казалась «подругой ветреной», «вакханочкой», «барышней уездной, с печальной думою в очах, с французской книжкою в руках», а чаще всего она была призвана «глаголом жечь сердца людей».
М.Ю. Лермонтов создал свой поэтический образ музы, резко отличающийся от пушкинской. Сначала она полна печали и разочарования, а затем – страстно желает найти себя и свое место в жизни, исполненная веры и надежд.
Для Державина поэт есть некая вариация священного забавника, задача которого «истину царям с улыбкой говорить», шутя и балагуря учить правителей, предостерегать их и поправлять – «и в шутках правду возвещу».
Для Пушкина цель поэзии – поэзия. Пророческое призвание стихотворца освобождает его от необходимости приносить стихами какую-либо житейскую пользу. Он бескорыстно служит лишь Богу («Веленью Божию, о муза, будь послушна…) и гармонии. Поэзия сродни самой жизни, она столь же непредсказуема.
Гораздо глубже и трагичнее воспринимает и поэзию, и действительность М.Ю. Лермонтов. Поэтический анализ души приводит стихотворца лишь к новым и новым вопросам – и так до тех пор, пока его жизнь не оборвалась. Как поэт неразрешимых сомнений вошел он в историю русской литературы.
Однако такие индивидуальные взгляды на творчество не умаляют основного – истинного назначения поэта и поэзии, назначения, которое стихотворцы видели в служении своему народу, Отечеству. Во всем, о чем бы ни писали они, сказывался передовой человек времени, сказывалось не примирение с действительностью, а активная воля и стремление к уничтожению всего, что притесняло, подавляло, калечило народ и жизнь личности.
Преклоняясь перед великим предшественником, идти по его следам, но идти, бунтуя, продолжать, но не подражать – вот одно из замечательных свойств, отличающих личности истинных Поэтов.
|
