|
Петербург. 31 декабря 1834 г.
<...> Гусар мой по городу рыщет, и я рада, что он любит по балам ездить: мальчик молоденький, в хорошей компании и научится хорошему, а ежели только будет знаться с молодыми офицерами, то толку не много будет. <...>
31 декабря
Тарханы. 17 января 1836 г.
Милый и любезнейший друг Прасковья Александровна!
Поздравляю тебя, Александра Степановича и Анну Александровну с Новым годом. Дай боже вам всего лучшего, а я через 26 лет в первый раз встретила Новый год в радости:3 Миша приехал ко мне накануне Нового году. Что я чувствовала, увидя его, я не помню и была как деревянная, но послала за священником служить благодарный молебен. Тут начала плакать, и легче стало. План жизни моей, мой друг, переменился: Мишенька упросил меня ехать в Петербург с ним жить, и так убедительно просил, что не могла ему отказать и так решилась ехать в мае. Его отпустили не надолго, ваканции не было, но его отпустили на шесть недель, и в первых числах февраля должен ехать, то уж он не заедет в Ефремов, а прямо поедет отсюда в Петербург на первой неделе и пошлет отсюда верющее письмо на имя Григорья Васильевича, чтоб он разделил имение с тетками. Авдотья Евгеньевна Бабарыкина сказывала Мишеньке, что Алена Петровна6 идет замуж, но Миша забыл фамилию; какова у вас зима, а у нас морозы доходят до 30 градусов, но пуще всего почти всякий день метель, снегу такое множество, что везде бугры, дожидаюсь февраля, авось либо потеплее будет, ветра ужасные, очень давно такой жестокой зимы не было. Рожь я продала по 7 рублей в восемь мер; восьмая верхом, а та в гребло; греча, говорят, дорожает, но вообще весь хлеб не дорог, а не отлично хорошо родился. Письмо одно от тебя, мой друг, получила, а сама виновата, не писала, в страшном страдании была, обещали мне Мишеньку осенью еще отпустить и говорили, что для разделу непременно отпустят, но великий князь без ваканции не отпускал на четыре месяца. Я все думала, что он болен и оттого не едет, и совершенно страдала. Нет ничего хуже, как пристрастная любовь, но я себя извиняю: он один свет очей моих, все мое блаженство в нем, нрав его и свойства совершенно Михайла Васильича, дай боже, чтоб добродетель и ум его был. Итак, прощай, мой друг, до мая, а в мае я к тебе заеду. Дай боже, чтоб сие нашло вас всех в совершенном здоровье. Александру Степановичу и Анне Александровне скажи мое почтение.
Остаюсь с истинною и нелицемерною привязанностию верный друг
Елизавета Арсеньева.
1836 года
17 генваря
Петербург. 25 июня 1836 г.
<...> Что тебе сказать об себе. От Миши получаю всякую почту письма8. Горестное это происшествие расстроило его здоровье9, он еще и здесь был болен, но, слава богу, ему позволено взять курс на Кавказских водах10, что с божиею помощию восстановит его здоровье, а я продала его часть в деревне отца его, она заложена в Опекунский совет, и по заплате процентов ему присылали триста рублей в год, а Алена Петровна купила его часть, долг на себя берет; так как формального разделу не было, раздел на себя берет и совершение купчей, одним словом, мне ни до чего дела нет, а Мише двадцать пять тысяч ассигнациями на вексель, но с порукой Петра Дмитрича Норова, которому очень можно поверить; с купчей и с разделом им не менее 30 000 будет стоить, то как же дать за имение, которое дает 300 р. доходу, 30 000, а и Григорий Васильич пишет, что больше эта деревня не может дать доходу, деревня такова, что посторонние дороже бы дали, но я уж рада, что с ними развязалась. Марья Александровна в Царском Селе и слышала, что Миша ее стал гораздо покрепче. Здесь всякий день дожди и холод престрашный, а как время уставится, то я с Авдотьей Емельяновной собираюсь дни на два в Царское Село. Сюда ждут на днях великого князя Михаила Павловича, а другие говорят, что будет к десятому июля; наверное никто не знает. Об себе что сказать: жива, говорят, постарела, но уж и лета, пора быть старой, а Катерина Александровна Новосильцева, право, ничего не переменилась. Николай Петрович был очень болен — инфламация в желудке, теперь гораздо лучше, но все еще слаб, сохрани его бог, и Шлипенбах плохо выздоравливает, я была у них в деревне; он ходит, но слаб еще, да и время слишком холодно и сыро. Мавра Николаевна тебе кланяется; ты найдешь в ней большую перемену, пристрастилась к картам и играет очень порядочно, без дочерей ей точно тоска, слава богу, что карты ее занимают. Итак, прощай, мой друг, дай боже, чтоб сие нашло всех вас здоровыми. Александру Степановичу и Анне Александровне свидетельствую мое почтение. Остаюсь навсегда истинный друг
Елизавета Арсеньева.
1836 год
25 июня
Петербург. 15 ноября 1837 г.
Любезнейший друг Прасковья Александровна,
Посылаю порошки от глаз; каждый порошок на обыкновенную бутылку воды; желаю, чтоб тебе так же помогла эта примочка, как и мне; виновата, что забыла прежде послать, истинно была как ума лишенная. Теперь начинаю понемногу отдыхать, но я писала к тебе, как Философов мне сказал, что Мишу перевели в лейб-гусарский полк, вместо того в Гродненский; для него все равно тот же гвардейский полк, но для меня тяжело: этот полк стоит между Петербурга и Новагорода в бывшем поселеньи, и жить мне в Новегороде, я там никого не знаю и от полка с лишком пятьдесят верст, то все равно что в Петербурге и все с ним розно, но во всем воля божия, что ему угодно с нами, во всем покоряюсь его святой воле. Теперь жду его и еще, кроме радости его видеть, не об чем не думаю, иные говорят, что будет к Николину дню, а другие говорят, что не прежде Рождества, приказ по команде идет. Я часто видаюсь с Дарьей Николаевной и Прасковьей Николаевной, и всегда об вас говорим. Очень благодарна Марье Александровне, она вспомнила меня в день именин моего Миши и была у меня. Приезжай побывать к нам, провели бы несколько месяцев веселых. Граф Мордвинов очень слаб стал, они тая́т, но говорят, у него был удар. Марья Аркадьевна вышла замуж за Бека, и я была мать посаженая. Я была и прежде у Мордвиновых, но старика не видала, давно он не выходил, а тут при отпуске невесты он так был слаб, что тяжело было его видеть. С моими Арсеньевыми, что в Васильевском живут, у меня нет ладов, гневаются на меня. Я писала Григорью Васильичу, что Миша внук Михайла Васильича и что он не хочет гоняться и дает ему доходу 300 р., Варвара Васильевна на это письмо отвечает, хотя я не к ней писала, что я обидела честнейшего человека. Я уж не рассудила на это письмо ей отвечать, и с тех пор у нас переписка кончилась. Я очень рада, что продала Мишину часть Виолеву, ежели бы постороннему продала, хотя бы наверное тысяч десять получила лишнего, но стали бы жаловаться, что я их разорила и что Миша не хотел меня упросить, и на него бы начали лгать, рада, что с ними развязала. Итак прощай, мой друг. Александру Степановичу и Анне Александровне свидетельствую мое почтение. Остаюсь искренний друг
Елизавета Арсеньева.
1837 года
15 ноября
|
