| Перехожу теперь к Лермонтову. Его в первый раз узнали по стихам, которые он написал о Пушкине. В них нападает он на аристократию за малое участие, ею принятое в смерти незабвенного нашего поэта. За эти стихи он был переведен в армию из л.-гв. Гусарского полка; но через два года возвращен. По приезде в Петербург он стал ездить в большой круг и, получив известность, был везде принят очень хорошо. Через несколько времени он влюбился во вдову княгиню Щербатову, урожденную Штерич, за которою волочился сын французского посла барона Баранта. Соперничество в любви и сплетни поссорили Лермонтова с Барантом. Они дрались; последний выстрелил и не попал, а другой выстрелил на воздух. Сия история осталась долго скрытою от начальства; но болтовня самого Лермонтова разгласила ее, и он был посажен под арест. Впрочем, не было бы никаких других дурных последствий для нашего поэта, ибо все его оправдывали, если б он не потребовал новой сатисфакции от Баранта3 по случаю новых сплетней. Узнав об этом, военное начальство сослало его в армию на Кавказ, откуда он приезжал в Петербург только однажды и где он нашел смерть от пули не в сраженье, а на новом поединке. На теплых водах Пятигорска он встретил старого товарища юнкерской школы, бывшего в кавалергардах, Мартынова. По старой школьной привычке он стал над ним трунить и прозвал его le chevalier du poignard*, потому что Мартынов носил черкесскую одежду с огромным кинжалом. Однажды вечером у г-жи Верзилиной шутки надоели Мартынову, и по выходе из общества он просил Лермонтова их прекратить. Сия просьба была принята дурно, и на другой день в 6 часов вечера они дрались за горою Бештау. Князь Васильчиков был секундантом Лермонтова, а Глебов Мартынова4. Сей последний выстрелил, и противник его упал мертвым.
Так не стало нашего юного поэта, заменившего Пушкина. Об его таланте нечего говорить: его творения всегда останутся живыми. Другими же качествами он был несравненно ниже Пушкина; он не имел начитанности Пушкина, ни резкого проницательного его ума, ни его глубокого взгляда, ни чувствительной, всеобъемлющей души его. Его характер не был еще совершенно сформирован, и, беспрестанно увлеченный обществом молодых людей, он характером был моложе, чем следовало по летам. Он еще любил шумную, разгульную жизнь, волочиться за дамами, подраться на саблях, заставить об себе говорить, подтрунить, пошутить и жаждал более славы светской, остряка, чем славы поэта. Эта молодость убила его. Все приятели ожидали сего печального конца, ибо знали его страсть насмехаться и его готовность отвечать за свои насмешки. Не взирая на то, его смерть поразила всех как неожиданная новость. И в какую минуту он был похищен! В то время, когда его талант начинал созревать. Нет сомнения, что, если б он прожил еще несколько лет и если б мог оставить службу и удалиться (как он хотел) в деревню, он близко бы достиг высоты Пушкина.
|
