Любовная лирика М.Ю. Лермонтова: история и анализ

(Исследовательская работа, автор Ирина Афанасьева)

Предисловие
Вступление
Историография темы
«Мои обманчивые сны» (Е.А. Сушкова)
«Такой любви нельзя не верить» (Н.Ф. Иванова)
«Люблю, люблю одну!» (В.А. Лопухина)
«Любить необходимость мне». Основные мотивы любовной лирики Лермонтова
Список использованной литературы
Библиография

«Такой любви нельзя не верить»

Наталия Федоровна Иванова

 

1

Когда Лермонтов и Сушкова расстались, когда, позже, и увлечение и спор начали отдаляться, тогда сердце поэта стало склоняться к другому чувству. Именно в этот период появились стихотворения Лермонтова, объединенные темой любви и измены. В этих стихотворениях Лермонтов обращается к какой-то девушке, но имени ее не называет ни разу. Вместо имени в заглавиях стихотворений стоят лишь три начальных буквы: Н.Ф.И.. А между тем в биографии Лермонтова нет никого, чье имя начиналось бы с этих букв. Кому же посвятил Лермонтов свои строки? Разгадка этого таинственного имени принадлежит замечательному советскому лермонтоведу И.Л. Андроникову. Изложим кратко историю его поисков: «Читая эти стихи, нетрудно понять, что Лермонтов любил эту девушку долго и безнадежно. Да и она, видимо, любила его, но потом забыла, увлеклась другим. В первом из стихотворений, обозначенных буквами «Н.Ф.И…вой» — «Любил с начала жизни я угрюмое уединенье» — Лермонтов признается вдохновительнице этого стихотворения. Значит, эта девушка понимала поэта, была его задушевным другом… Видно, что отношение Лермонтова к той, которая побудила написать его это стихотворение, было искренним и серьезным. Если перечитать их (стихотворения – А.И.) подряд, получается целый стихотворный дневник, в котором отразились события этого горестного романа.

Летом того же года (1831 год – А.И.) Лермонтов написал драму «Странный человек». В этой пьесе, как и в стихах, он рассказал о любви и измене.

«-- Ты меня забудешь? – ты? – переспрашивает главный герой драмы Владимир Арбенин, — о, не думай: совесть вернее памяти; не любовь, а раскаяние будет напоминать тебе обо мне!...»

Совсем как в стихах «К Н. И…»: «Тебя раскаянье кольнет». Прямо поразительно, до чего речи Арбенина напоминают стихотворения Лермонтова к Н.Ф.И.! Но вот и стихотворение Арбенина:

Когда одни воспоминанья
О днях безумства и страстей
На место славного названья
Мой друг оставит меж людей,
Когда с насмешкой ядовитой
Осудят жизнь его порой,
Ты будешь ли его защитой
Перед бесчувственной толпой?

Это стихотворение Арбенин посвятил своей любимой, Наталии Федоровне Загорскиной. Но последние четыре строчки есть в другом стихотворении Лермонтова – в «Романсе к И…». Лермонтов сначала вписал в черновик пьесы «Романс к И…», а потом первые строки переменил. Значит, Арбенин посвящает Загорскиной те самые стихи, которые Лермонтов посвящал Н.Ф.И.. Так, наверное, в «Странном человеке» он и рассказывает о своих отношениях с ней? В предисловии к драме Лермонтов пишет: «Я решился изложить драматическое происшествие истинное, которое долго беспокоило меня, и всю жизнь, может быть, занимать не перестанет. Лица, изображенные мною, все взяты с природы; и я желал бы, чтоб они были узнаны…»

Из всех писем того времени до нас дошло лишь одно. Это коротенькая записочка, адресованная Николаю Поливанову – другу университетской поры. Написана она 7 июня 1831 года, когда Лермонтов находился в ужасном состоянии. «Я теперь сумасшедший совсем, — пишет он. – Болен, расстроен, глаза каждую минуту мокры. Много со мною было…». Такое письмо мог бы послать своему другу Арбенин. Это совершенно понятно. И письмо, и «Странный человек» написаны почти в одно время: письмо – 7 июня, а пьеса была закончена Лермонтовым вчерне 17 июля. Очевидно, что Лермонтов приступил к работе над драмой в июне. Значит, в пьесе рассказано о тех событиях, о которых поэт сообщает Поливанову. Итак, необходим оригинал письма, а он хранится в Пушкинском доме. …это совсем не письмо Лермонтова! Это письмо его друга – Владимира Шеншина, а в нем – приписка Лермонтова. А вот что пишет Поливанову Шеншин: «Мне здесь очень душно, и только один Лермонтов, с которым я уже пять дней не видался (он был в вашем соседстве, у Ивановых), меня утешает своею беседою…»

Теперь все ясно! Весьма возможно, что Н.Ф.И. – Наталия Федоровна Иванова?!

В поисках Н.Ф.И. И. Андроников обратился к картотеке Б.Л. Модзалевского. Но из 300 000 карточек ни на одной не значилось имя Н.Ф. Ивановой. Зато ему удалось обнаружить Федора Иванова, отца Наталии Федоровны. Это был популярный драматург начала века, автор интересной трагедии «Марфа Посадница», друг поэтов Батюшкова, Вяземского и Мерзлякова, известный всей Москве театрал, весельчак и хлебосол. Но больше никаких сведений о Наталии Ивановой найти не удалось. И Андроников решает искать ее следы по фамилии мужа. Обнаружить ее имя удалось в родословной Обресковых. Через эту фамилию удалось разыскать внучку Ивановой – Наталью Сергеевну Маклакову. «Я узнал от нее, что в «Странном человеке» Лермонтов рассказал о своих отношениях с ее бабкой. Что у нее хранился авторский экземпляр пьесы, переписанный Лермонтовым и с посвящением в стихах. Что у Наталии Федоровны была сестра – Дарья Федоровна Иванова, которая вышла замуж за офицера Островского и всю жизнь прожила в Курске». Через некоторое время И. Андроникову и Н.С. Маклаковой удалось разыскать сундук, в котором хранился портрет Ивановой работы Биннемана.

«Нежный, чистый овал. Удлиненные томные глаза. Пухлые губы, в уголках которых словно спрятана улыбка. Высокая прическа, тонкая шея… А выражение лица такое, как сказано в одном из стихотворений, ей посвященных:

С людьми горда, судьбе покорна,
Не откровенна, не притворна…

Продолжая работать над этой темой, Андроников смог разыскать альбом Марии Дмитриевны Жедринской, супруги курского губернатора 60-х годов прошлого столетия. «…первая страница этого альбома была написана через тридцать лет после смерти Лермонтова. Что интересного для меня может быть в этом альбоме? Я уже собираюсь отдать альбом, перевернул несколько страниц… И вдруг! Вижу – рукою Жедринской написано:

В альбом Н.Ф. Ивановой

Что может краткое свиданье
Мне в утешенье принести?
Час неизбежный расставанья
Настал и я сказал: прости.
И стих безумный, стих прощальный
В альбом твой бросил для тебя,
Как след единственный, печальный,
Который здесь оставлю я.
М.Ю. Лермонтов

Я прямо задохнулся от волнения. Неизвестные стихи! К Ивановой! Фамилия написана полностью. Прямо не верится. И откуда взялось оно (стихотворение – А.И.) в альбоме 70-х годов? Перевел глаза на соседние строки:

 

В альбом Д.Ф. Ивановой

Когда судьба тебя захочет обмануть
И мир печалить сердце станет –
Ты не забудь на этот лист взглянуть
И думай: тот, чья нынче страждет грудь,
Не опечалит, не обманет!
М.Ю. Лермонтов

Перевернул страницу: «Стансы Лермонтова». И тоже неизвестные!

Мгновенно пробежав умом
Всю цепь того, что прежде было –
Я не жалею о былом:
Оно меня не усладило.

Как настоящее, оно
Страстями бурными облито,
И вьюгой зла занесено,
Как снегом крест в степи забытой.

Ответа на любовь мою.
Напрасно жаждал я душою.
И если о любви пою –
Она была моей мечтою.

Как метеор в вечерней мгле,
Она очам моим блеснула.
И бывши все мне на земле,
Как все земное обманула.
1831 г.
М.Ю. Лермонтов

Альбом Жедринской впоследствии был приобретен Государственным литературным музеем, а стихотворения Лермонтова опубликованы. Остается объяснить, как неизвестные стихи Лермонтова попали в альбом курской губернаторши. С 1836 года Наталия Федоровна поселилась с мужем в Курске. Дарья Федоровна прожила в этом городе до самой смерти. А после нее там жили ее дочери. Понятно, что стихи Лермонтова, посвященные сестрам Ивановым, курские любительницы поэзии переписывали из их альбомов в сои. И таким же образом в 70-е годы они попали в альбом Жедринской».

Так были расшифрованы инициалы той, которой посвящены многие стихотворения 1831 – 1832 годов.


2


Лермонтов и Иванова познакомились еще в начале 1830 года, но поэт был увлечен тогда Сушковой.

Отношение Лермонтова к Ивановой иное, чем к Сушковой. Он ей верит, она – поверенная. Уже после первого знакомства поэт обратился к ней с тревожным посланием.

Н.Ф. И…вой

Любил с начала жизни я
Угрюмое уединенье,
Где укрывался весь в себя,
Бояся, грусть не утая,
Будить людское сожаленье;
. . . . . . . . .

Мои неясные мечты
Я выразить хотел стихами,
Чтобы, прочтя свои мечты,
Меня бы примирила ты
С людьми и бурными страстями;
(I, 79)

Лермонтов говорит о какой-то отдаленности во взглядах, хочет ее преодолеть. Поэт ищет суда, ждет его – справедливого. Он читал стихи поверенной своих дум. О любви к этой поверенной в приведенном стихотворении не говорится.

Время шло, уходил из памяти и меркнул образ черноокой насмешницы. Потребность же в сильном чувстве не хотела уже ограничиваться только воображением и воспоминаниями. Его сердце отдавалось настойчивому исканию, старалось отстранить мысль о заблуждении, тревожилось о будущем. Он верит в суд своей избранницы, просит у нее защиты, надеется, что не ошибся в выборе.

Романс к И…

Когда унесу я в чужбину
Под небо южной стороный
Мою жестокую кручину,
Мои обманчивые сны,
И люди с злобой ядовитой
Осудят жизнь мою порой,
Ты будешь ли моей защитой
Перед бесчувственной толпой?
(I, 194)

Взаимность пришла, будто вызванная надеждой на другого человека. Позже Лермонтов вспоминал:

В те дни, когда любим тобой,
Я мог доволен быть судьбой…
(I, 217)

Срок любви и открытой взаимности был коротким, таким коротким, что через недолгий промежуток времени поэт скажет: «мне польстив любовию сперва».

Если внимательно сопоставить между собой послание к Ивановой («Н.Ф.И…вой») и стихотворение «1831-го июня 11 дня», то нельзя не заметить, что между ними тесная связь. Второе написано в развитие, в расширение, в дальнейшее осмысление. В череде решений, осмыслений, предвидений и еще только искомых ответов ему представлялось во всем значении то, что уже так сильно владело его сердцем: любовь.

Я не могу любовь определить,
Но это страсть сильнейшая! – любить
Необходимость мне; и я любил
Всем напряжением душевных сил.
(I, 187)

Дата, проставленная как заглавие («1831-го 11 дня»), относится, очевидно, ко дню завершения стихотворения. Оно большое (256 строк, 32 восьмистишных строфы). В один день написать его было невозможно. Стихотворение писалось и раньше, может быть, на протяжении относительно длительного срока. Во всяком случае тогда, когда любовь была еще лишена горечи и когда она была еще неразделенной. Лермонтов пишет:

И я другую с нежностью люблю…

Еще:

…И ты, мой ангел, ты
Со мною не умрешь: моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь;
С моим названьем станут повторять
Твое: на что им мертвых разлучать?
(I, 184)

«Ангел», «с нежностью люблю» — все это могло быть написано только до катастрофы, которая произошла в конце мая – начале июня 1831 года.


3

Стихотворения, посвященные Наталии Федоровне Ивановой, получили название ивановского цикла. По мнению различных специалистов, к этому циклу относится около 40 стихотворений. Список тех стихотворений, которые могут быть отнесены к ивановскому циклу, по-видимому, не исчерпан, так как эта тема изучена недостаточно детально. С другой стороны, принадлежность к этому циклу не менее четверти причисляемых стихотворений остается спорной.

Внутри цикла можно выделить две группы: стихи, написанные Лермонтовым в период духовного подъема, вызванного первыми встречами с Наталией Федоровной («Н.Ф. И…вой», «1831-го июня 11 дня», «Романс к И»), и стихи, написанные после катастрофы, темой которых становится «вероломство возлюбленной» (начиная с «К***» («Всевышний***»), «К Н.И.», «Я не унижусь пред тобою», «Стансы» («Мгновенно пробежав умом»), «К***» («Не ты, но судьба виновата была»), «Сонет» и многие другие).

Первые из них проникнуты надеждой и желаньем увидеть в ней единственную среди «бесчувственной толпы», душу, оценившую дар, величие запросов души и страданий поэта:

Есть сердце, лучших дней залог,
Где почтены мои страданья,
Где мир их очернить не мог.
(I, 194)

Об этих стихотворениях мы говорили выше.

Стихотворения второй группы объединяет мотив напрасной, обманутой «жажды любви». Лермонтовские стихи «рассказывают» историю развивающегося чувства; в них поэт обращается к памяти своей любви: вместе с упреками, вместе с раскаяньем, пророчески предрекаемым любимой, звучат и ноты благодарности, выражение верности навсегда соединившему их прошлому, признание благодатной силы и подлинности испытанного чувства.

Всевышний произнес свой приговор,
Его ничто не переменит;
Меж нами руку он простер
И беспристрастно все оценит,
Он знает, и ему лишь можно знать,
Как нежно, пламенно любил я,
Во зло употребила ты права,
Приобретенные над мною,
И мне польстив любовию сперва,
Ты изменила – бог с тобою!
О нет! Я б не решился проклянуть!
Все для меня в тебе святое:
Волшебные глаза, и эта грудь,
Где бьется сердце молодое.
. . . . . . . . . . . .

Будь счастлива несчастием моим
И услыхав, что я страдаю,
Ты не томись раскаяньем пустым.
Прости! – вот все, что я желаю…
(I, 197)

Прощением Лермонтов хочет преодолеть мучение души. Но постепенно подступает то понимание, которое облегчит его страдания. В этом же стихотворении есть строки:

…Отгадать не мог я тоже,
Что всех моих надежд и мук и слез
Веселый миг тебе дороже!

О том же говорится и в другом стихотворении:

Не ты, но судьба виновата была,
Что скоро ты мне изменила,
Она тебе прелести женщин дала,
Но женское сердце вложила.

Как в море широком следы челнока,
Мгновенье его впечатленья,
Любовь для него, как веселье легка,
А горе не стоит мгновенья.
(I, 308)

Приговор близится, собственно, он уже и произносится:

Я не достоин, может быть,
Твоей любви: не мне судить;
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты,
И я всегда скажу, что ты
Несправедливо поступила.
Ты не коварна, как змея,
Лишь часто новым впечатленьям
Душа вверяется твоя.
Она увлечена мгновеньем;
Ей милы многие, вполне
Еще никто…
(I, 217)

Однако поэт надеется, что его возлюбленной не так легко будет его забыть, что он будет отмщен – хотя бы ценою ее раскаяния. Он еще верит в его значение.

Но… женщина забыть не может
Того, кто так любил, как я;
И в час блаженнейший тебя
Воспоминание встревожит!
Тебя раскаянье кольнет,
Когда с насмешкой проклянет
Ничтожный мир мое названье!
(I, 218)

Уже законной начинает казаться мысль о мщении. Поэт думает о будущей встрече:

И мщенье, напомнив, что я перенес,
Уста мои к смеху принудит,
Хоть эта улыбка всех, всех твоих слез
Гораздо мучительней будет.
(I, 309)

И настал срок, когда Лермонтов смог уйти от уже омрачавшего память воспоминания:

Я не люблю тебя; страстей
И мук умчался прежний сон…
(I, 263)

Но поэт все же не хочет, чтобы та, которая владела его душой, так легко сошла с пьедестала. Он не хочет ее любить, но чувство это живет в его сердце.

Моя душа твой вечный храм;
Как божество, твой образ там;
Не от небес, лишь от него
Я жду спасенья своего
(I, 262)

Еще:

Но образ твой в душе моей
Все жив, хотя бессилен он;
Другим предавшися мечтам,
Я все забыть его не мог;
Так храм оставленный – все храм,
Кумир поверженный – все бог!
(I, 263)

Любовь к Ивановой уходила не в легкое забвенье, как уходило увлечение Сушковой. Лермонтов прощается с Ивановой, как прощаются со своей заветной надеждой.

В сердце поэта родилась любовь и надежда, его же возлюбленная была легкодумна, немного коварна и уже имела какой-то житейский опыт. Лермонтов отдался чувству, не заботясь о своем самолюбии – высокая мера самоотверженности. Но любовь уйдет, снедаемая ревностью и разочарованием обманутого в своей мечте романтика. А потом догорит и ревность. И образ этой мучительницы оставит сердце поэта. И забвение будет полным отмщением.

На разлуку поэт пишет стихи, в которых последний раз обращается к любимой. С какой горечью говорит он ей о двух прошедших годах! И с какой гордостью о своем вдохновенном труде!

Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.
Ты позабыла: я свободы
Для заблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам,
И так я слишком долго видел
В тебе надежду юных дней,
И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней.
Как знать, быть может, те мгновенья,
Что протекли у ног твоих, я отнимал у вдохновенья!
А чем ты заменила их?
Быть может, мыслию небесной
И силой духа пробужден,
Я дал бы миру дар чудесный,
А мне за то бессмертье он?
. . . . . . . . . . . . . .

Отныне стану наслаждаться
И в страсти стану клясться всем;
Со всеми буду я смеяться,
А плакать не хочу ни с кем;
Начну обманывать безбожно,
Чтоб не любить, как я любил –
Иль женщин уважать возможно,
Когда мне ангел изменил?
Я был готов на смерть и муку
И целый мир на битву звать,
Чтобы твою младую руку –
Безумец! – лишний раз пожать!
Не знав коварную измену,
Тебе я душу отдавал;
Такой души ты знала ль цену? –
Ты знала: — я тебя не знал!
(I, 348)

Цены она все же не знала.


4

То, что молодой поэт пережил в эти два года, было поиском сердца, мечтаньем, надеждой. Ни Сушкова, ни Иванова понять Лермонтова не смогли. Поэт, разочарованный и обманувшийся, оскорбленный, говорит, что не хочет больше любить так, как он любил, что он не будет так любить. Он ошибся.

После обманчивых снов ждала поэта любовь, против которой бессильна была ревность, которая не могла оставить в разлуке и уходила из жизни его только с самой жизнью. Эта любовь оказалась трагической.

Лермонтов |   Биография |  Стихотворения  |  Поэмы  |  Проза |  Критика, статьи |  Портреты |  Письма  |  Дуэль  |   Рефераты  |  Прислать свой реферат  |  Картины, рисунки Лермонтова |  Лермонтов-переводчик |  Воспоминания современников |  Разное

R.W.S. Media Group © 2007—2024, Все права защищены.
Копирование информации, размещённой на сайте разрешается только с установкой активной ссылки на Lermontov.info