|
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
(Большая заброшенная комната. Развалившийся камин. С левой стороны виден коридор, освещенный в окна луной, в коридоре спускается лестница. — Направо две ступени и дверь, а в середине стеклянная дверь на балкон — лунное освещение.)
Алекс. (входит с правой стороны из двери и запирает их ключом. Он в широком плаще). Хоть стар замок — а не скоро его сломаешь... и покуда я здесь царь!.. жалкая власть! жалкое удовольствие, украденное из рук судьбы.... и горькое, как хлеб нищего — зато я по крайней мере, хотя против ее воли, но еще раз прижму ее к груди своей; мой огненный поцелуй, как печать, останется на устах ее — и она будет мучиться этой мыслию; оно так и следует: вместе были счастливы, вместе и страдать! — В темноте под этим плащом она не скоро меня узнает! Может-быть, даже вероятно, что мне удастся под чужим именем выманить два-три ласковые слова... О! какой ангел внушил мне эту мысль — бог видимо хочет вознаградить меня за 30-тилетние муки, за 30 лет жизни пустой и напрасной. (Задумывается.) Да, мне 30 лет,... а что я сделал; зачем жил?.. говорят, что я эгоист; итак, я жил для себя?.. Нет.. я во всем себе отказывал, вечно был молчаливой жертвой чужих прихотей, вечно боролся с своими страстями, не искал никаких наслаждений, был сам себе в тягость — даже зла никому умышленно не сделал... Итак я жил для других? — также нет... я никому не делал добра, боясь встретить неблагодарность, презирал глупцов, боялся умных, был далек от всех, не заботился ни о ком — один, всегда один, отверженный как Каин — бог знает за чье преступление — и потом один раз встретить что-то похожее на любовь — один только раз — и тут видеть, знать, что я обязан этим искусству, случаю, даже может быть лишней чашке шоколаду, — наконец против воли предавшись чудному, сладкому чувству — потерять все — и остаться опять одному с ядовитым сомнением в груди, с сомнением вечным, которому нет границы — (ходит взад и вперед). Отчего я никогда не могу забыться? отчего я читаю в душе своей, как в открытой книге? Отчего самые обыкновенные чувства у меня так мертвы? Отчего теперь в самую решительную минуту моей жизни сердце мое неподвижно, ум свеж, голова холодна... я, право кажется, мог бы теперь с любым глупцом говорить битый час о погоде, — видно я так создан, видно недостает какой-нибудь звучной струны в моем сердце.... о! лучше бы уж я родился слеп, глух и нем... обо мне бы по крайней мере сожалели. —
(Вера показывается на лестнице.)
Это она... так точно — теперь я должен призвать на помощь всю свою твердость.
Вера. Его еще нет.... темно, страшно... боже! как я могла решиться... но что ж делать, я его знаю — он сдержал бы свое обещание — у меня сердце бьется как молоток — шорох, о кто это... Юрий!..
Алекс. (берет ее за руку). Это я!..
Вера. Довольны ли вы.... что может сделать женщина больше... но это дурно, дурно принудить меня таким средством.
Алекс. Я также выбрал между жизнью и смертию.
Вера. Решившись вам повиноваться, я решилась также вас забыть...
Алекс. (хочет ее обнять). О, это женская хитрость.
Вера. Нет... нет — я вам скажу также, что я люблю вас.
Алекс. Меня одного?
Вера. Одного, клянусь небом! — Я могла заблуждаться — но теперь чувствую, что сердце мое никогда не изменялось,
(Александр вздыхает)
однако несмотря на это мы должны расстаться навсегда... мне трудно так же, как и вам, об этом думать — но теперь мы будем благоразумнее, чем в минуту первой разлуки нашей — я уж не могу быть счастлива — но спокойствие для меня еще возможно — оставьте мне хоть это!..
Алекс. У меня и этого не останется.
Вера. Верьте мне, женщина благородная может на минуту забыть свой долг, но всегда приходит время, когда она чувствует, что должна возвратиться к нему — время это для меня настало — никакое искусство — никакие угрозы не поколеблют моей твердости. Юрий! — дайте мне руку, обещайте как другу, как женщине, которой постоянною мыслью были вы; обещайте никогда не покушаться оторвать какую бы то ни было женщину от ее обязанностей — это ужасно, Юрий! это иногда хуже убийства.
Алекс. О молю, один прощальный поцелуй.
Вера. Нет, расстанемся друзьями — зачем такое испытание!
Алекс. Я буду покорен во всем — только один поцелуй — ты непременно должна — непременно — один — только один — и потом пусть между нами обрушится вечность.
(Увлекает и целует ее — луч месячный упадает на его лицо, и она узнает... вскрикивает громко.)
Вера. О! опять он — опять!
Алекс. Я уж сказал тебе, опять и всегда — никто не займет моего места.
Вера. Это обман неслыханный, — пусти, пусти мне руку... Я к тебе чувствую отвращение!...
Александр. Знаю, знаю все — но ты не уйдешь отсюда — и ты подумала, что я не останусь верен своей клятве... да, я здесь — а твой страстный любовник теперь сидит крепко за двумя замками.... видишь эту дверь, за нею еще дверь... они обе заперты... он должен сломать замки... может-быть это ему и удастся... но тогда он увидит тебя в моих объятиях...
Вера. Боже мой! боже мой! я должна была знать, что он на все способен!
Алекс. Ха, ха, ха — разве ты этого прежде не знала! разве год тому назад, когда ты в упоении страсти лежала в моих объятиях, когда твои поцелуи горели на губах моих, разве тогда еще я не предварял тебя? — Разве я не говорил: Вера, ты любишь человека ужасного, который не имеет ничего святого, кроме тебя, и то пока он любим, человека с душой испорченной, который не боится ничего, потому что ничем не дорожит, — разве я не говорил: берегись, ты будешь раскаиваться... но ты не верила, ты улыбалась, ты думала, что я шучу — мне шутить в такие минуты! — ты думала, что я все это говорил, чтоб показаться интересным, удивить тебя, что я, следуя моде, фанфарон порока и эгоисма, ты даже хотела меня уверить, что я почти ангел доброты... потому что тогда кровь волновалась в твоих жилах, тебе нужны были ласки, чьи-нибудь ласки, чья-нибудь нежность, покуда, на время, до появления другого достойнейшего... не дрожи, не поднимай глаза к небу... наказание упало тебе оттуда... ты не мученица добродетели, не жертва страсти и обмана... ты просто слабая, ветреная, непостоянная женщина... ты вздумала по прихоти своей располагать судьбою трех человек, одному назначила покорность, другому вздохи и признания, третьему, самому послушному, ты назначила мучения ревности, пытки презрения, муки любви отверженной, обманутой — и этот последний теперь мстит за себя....
Вера (упадая на колени). Не подходи, не подходи...
Алекс. (подымая ее за руку). Встаньте, не унижайтесь, княгиня — до такой степени... после вашей надменности, это уж слишком смешно.. На коленях, и перед кем? Одумайтесь — что это! страх! чего же вы боитесь? времена кинжалов прошли — разве я вам угрожаю?
Вера (почти без чувств). Я не переживу этого.
Алекс. Через два года, Вера, назначаю тебе свидание где-нибудь на бале, на лице твоем будет играть улыбка, в волосах будут блистать жемчуг и бриллианты, а в сердце твоем будет пусто и светло...
(Слышен стук отломанного замка.)
Вера. Это Юрий — он идет сюда.
Алекс. Наконец! —
(Вера хочет убежать.)
Постой!... мне пришла мысль, — зачем оставлять дело незаконченным — я хочу, чтоб он нашел тебя в моих объятиях, чтоб он насладился приятной картиной — это было бы божественно, как ты думаешь!.. (Обнимает ее.)
Вера. Мне все равно — делай, что хочешь — у меня нет сил противиться.
Алекс. Слышишь — вот его шаги... последний замок сейчас разлетится... бешенство удвоивает его силы.
(Молчание.)
Нет, я вижу — это уж слишком много для тебя — обморок? — пустое. Я хочу, чтоб ты с ним говорила — останься здесь — скажи ему, что ты его не любишь — не любишь нисколько... я отойду в сторону... слышишь ли, отвергни его ласки так же холодно, как мои — иначе я стану между вами, и тогда горе вам обоим.
(Отходит и прячется — дверь с треском отворилась, и входит Юрий.)
Юрий. А! меня заперли — это не даром — это с умыслом сделано — но кто же? брат? — зачем ему... о, если я опоздал... Вера!.. ничего не слышно... чу! шорох платья... она здесь — здесь, Вера! (подходит и видит) — о, как я счастлив (берет ее за руку) — Вера, княгиня — простите меня.
Вера (слабо). Вас... я прощаю...
Юрий. Это был миг сумасшествия... но я хотел вас видеть перед тем, чтоб расстаться снова — и может-быть навсегда — я хотел... о, я сам не знаю чего... да, только вас видеть, только... я надеялся, я полагал — что вы не можете любить вашего мужа, потому что он не стоит вас... я хотел найти вам в уме своем извинение... я даже... мечтал, что вы меня еще любите.
Вера. Вы совершенно ошиблись.
Юрий. Однако вы здесь, — вы не хотели огорчить меня — вы здесь — ваша рука горит в руке моей — женщина не любя не сделает этой жертвы...
Вера. Вы правы, я пожертвовала собой из любви — но не к вам.
Юрий. Вы хотели спасти мужа.
Вера. Да...
Юрий (обидясь). Если так, то прошу от меня его поздравить.
Вера (после молчания). Забудьте меня.
Юрий. Я не ожидал такого приветствия.
Вера. Чего же вы ожидали?
Юрий. В вас нет и тени той женщины, которая некогда любила меня так нежно, которой обязан я лучшими минутами в жизни... отчего ж бы, кажется, им не воскреснуть — зачем дарить сокровище тому, кто ему не знает цены, — а я, я так долго живший одной надеждой, обладать им — я брошен в сторону — со мной поступают как с игрушкой, то кидают огненный взор, — то ледяное слово...
Вера. Лучше бы вы старались не понять ни того, ни другого.
Юрий. Боже! как вы переменились — бывало вам стоило подумать, и я уж знал эту мысль — пожелать — и я невольно желал того же — бывало нам почти не нужно было слов для разговора... Теперь, признаюсь, теперь я вас не понимаю.
Вера. О! слава богу.
Юрий. Слава богу... ужель вы хитростью хотели избавиться от моей любви — обманом испугать меня — этому не бывать... вы теперь в моей власти... я не упущу этого случая... теперь или никогда — вы моя, вы будете моею.... судьба этого хочет...
Вера. Юрий, Юрий! — одна минута восторга и веки раскаяния.
Юрий. Я не буду раскаиваться.
Вера. А я?
Юрий. Вы меня любите.
Вера. Я слабая женщина... я имею обязанности... я знаю, что такое раскаянье.
Юрий. Ты об нем забудешь в моих объятиях.
Вера. Пощадите...
Юрий. Не доводи меня до крайности... я за себя не ручаюсь.
Вера. Шорох... нас подслушивают.... здесь кто-то есть...
Юрий. Шорох... кто же смеет... (осматривается).
Вера (убегает). Прощай, Юрий... прощай.
Юрий (бежит за нею). Нет, я вас не пущу... Невозможно... я не хочу так расстаться.
(В двери хватает ее за руку и упадает на колени; Александр является.)
Вера (указывая пальцем на Александра.) Уйдите — уйдите! это он... опять он!.. (Убегает.)
Юрий (оборачивается). А! — что такое!...
Алекс. Свидетель твоих глупостей!...
Юрий. Этого свидетеля можно достойно наградить за труды.
Алекс. Его награждение.... здесь. (Указывает на сердце.)
Юрий. Брат... с этой минуты — я разрываю узы родства и дружбы — ты мне сделал зло — невозвратимое зло — и я отомщу!..
Алекс. (холодно). Каким образом?
Юрий. Ты мне заплотишь.
Алекс. (улыбаясь). С удовольствием — только чем!
Юрий (в бешенстве). Ценою крови...
Алекс. В наших жилах течет одна кровь.
Юрий. Подслушивать — так коварно отравлять чужое счастие... знаешь ли, что это дело подлецов....
Алекс. А обольщать жену другого.....
Юрий. Она меня любит.
Алекс. Неправда... разве это видно из ее поступков..
Юрий. Я знаю, что она меня любит... любила меня одного....
Алекс. А я знаю кое-что другое.
Юрий. Что ты знаешь? Говори, сейчас говори!..
Алекс. Я знаю, что в твоем отсутствии она имела любовника.
Юрий. Клевета — низкая клевета.
Александр. Я тебе покажу письма...
Юрий. Кто же он... назови его мне...
Александр (подумав). Изволь, я тебе его назову.
Юрий. Сейчас — сию минуту.
Алекс. Завтра... когда она уедет. (Уходит).
Юрий (задумчиво). Что если он говорит правду!..
КОНЕЦ 4 АКТА
Действие пятое>>
|
