Уже ранние стихи М. Ю. Лермонтова, полные размышлений, напоминают о жизни и смерти, о добре и зле, о смысле бытия, о любви и верности, о прошлом и будущем.
Редеют бледные туманы
Над бездной смерти роковой,
И вновь стоят передо мной
Веков протекших великаны
В юности он мечтал о жизни светлой и прекрасной. Рисовал в своем воображении свободных и гордых героев, людей пылкого сердца, могучей воли. Они верны клятве и способны погибнуть за родину, за идею, за верность самим себе. В окружающей жизни их не было, и Лермонтов наделял их собственными чертами, своими мыслями, характером, своей волей. Таков Мцыри – «любимый идеал поэта», таков и лирический герой стихотворения «Парус»
....А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бури есть покой.
То общество, с которым Лермонтов был связан по рождению и воспитанию, стало для него олицетворением лжи, жестокости, лицемерия, бездуховности.
...Мелькают образы бездушных людей,
Приличьем стянутые маски,
- Пишет он в стихотворении «1е января». Именно поэтому на последующем творчестве поэта лежит печать разочарования и одиночества, а в некоторых произведениях звучат даже мотивы обреченности.
Лирическое “я” раннего Лермонтова предстает в противоречии между героической натурой, жаждущей свободы, активной деятельности, и реальным положением героя в обществе, которое не нуждается в его подвигах. Мечты юного Лермонтова о гражданском деянии, о славе, желание испытать судьбу роднят его с поэтами-декабристами, с Байроном, с их мятежными и гордыми лирическими героями. Эти романтические мотивы звучат в стихах “Из Андрея Шенье”: “За дело общее, быть может, я паду...”, “Я грудью шел вперед, я жертвовал собой...” , “Я рожден, чтоб целый мир был зритель Торжества иль гибели моей...” Однако мечты эти оказываются неисполненными: никто не требует от поэта и его лирического героя отваги. Поэт чувствует, что жизнь его протекает “без цели”, что он “чужд всему”. Отрицание “толпы людей”, “света” носит в ранней лирике Лермонтова всеохватывающий характер:
Коварной жизнью недовольный,
Обманут низкой клеветой...
Эта фраза помогает понять суть претензий героя к обществу. Постепенно все явственнее проступают и контуры “толпы”, “здешнего света”, где подлинные ценности оказываются поверженными:
Поверь: великое земное
Различно с мыслями людей.
Сверши с успехом дело злое —
Велик; не удалось — злодей.
В свете, где царят “притворное внимание”, “клевета”, “зависть”, “обман” и “зло”, герой выглядит “странным”, чувствует себя одиноким и обреченным на непонимание и ненависть:
Настанет день — и миром осужденный,
Чужой в родном краю...
Юношеское лирическое “я” у Лермонтова еще во многом условно. Своеобразие его в том, что через автобиографические события, детали, впечатления автор представляет своего героя как бы в разных ипостасях: то мятежником, то демоном.
В юношеской лирике герой Лермонтова по масштабу своих грандиозных переживаний предстает равновеликим мирозданию. Духовная мощь личности не уступает творческой силе Бога. В стихотворении “Нет, я не Байрон, я другой... ” он говорит:
…Кто?
Толпе мои расскажет думы?
Я — или Бог — или никто!
Его лирическое “я” может ощущать гармонию со Вселенной, устремляться в небеса на свою духовную родину. В стихотворении “Ангел” он говорит о душе:
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
Но чаще лирическое “я” противостоит мирозданию, отвергая его несовершенство и бунтуя. Двойственность сознания героя характерна для ранней лирики Лермонтова. Тяготение к высшему идеальному миру, к совершенной, осязаемой красоте и музыкальности, тоска по земному счастью, человеческому участию и разочарование в морали “света”, в любви, дружбе, отрицание ценностей земного бытия, стремление обрести гармонию с мировым целым и сознание безнадежности своей мечты — все эти противоречия лирического героя заставляют его вглядеться в себя. В центре лирики оказывается непрерывный процесс внутреннего размышления, в котором тесно спаяны гражданские, философские, интимные переживания.
|