1
Проблема литературных влияний в творчестве Лермонтова интересовала нашу критику еще с начала 40-х годов и с наибольшей остротой была поставлена в известной статье Шевырева. Критик «Москвитянина» утверждал, что характернейшей чертой Лермонтова является «протеизм»: «Его лира не обозначала еще своего особенного строя; нет, он подносит ее к лирам известнейших поэтов наших и умеет с большим искусством подладить свою на строй, уже известный... Мы слышим отзывы уже знакомых нам лир и читаем их как будто воспоминания русской поэзии последнего двадцатилетия»1. Статья Шевырева, превращавшая Лермонтова в подражателя крупных и второстепенных поэтов, вызвала гневные возражения Белинского. Вступаясь за достоинство и творческую самобытность великого поэта, Белинский утверждал, что «только дикие невежды, черствые педанты, которые за буквою не видят мысли и случайную внешность всегда принимают за внутреннее сходство, только эти честные и добрые витязи букварей и фолиантов могли бы находить в самобытных вдохновениях Лермонтова подражания не только Пушкину или Жуковскому, но и гг. Бенедиктову и Якубовичу».
Этот спор о самобытности или подражательности творчества Лермонтова не был, однако, завершен статьями Шевырева и Белинского. Он отразился и в ряде последующих работ, причем иногда сходство сравнений и образов, неизбежное у поэтов одной эпохи, принималось за признаки лермонтовской подражательности, за отсутствие поэтической индивидуальности. Лермонтовская поэзия, пленявшая своей самобытностью Белинского и Чернышевского, становилась для некоторых критиков сплавом разнородных и случайно собранных элементов.
Неправильность подобных суждений, однако, не снимает постановки вопроса о литературных влияниях на Лермонтова. Белинский выступал против попыток разложить гениальное лермонтовское творчество на части, собранные отовсюду, но он вовсе не отрицал наличия в нем связи с литературными традициями его времени, не отрицал близости его к другим великим писателям прошлого. В своих статьях о Лермонтове Белинский сам сделал интереснейшие сопоставления его с Пушкиным3. Борясь против неправильной постановки проблемы литературных влияний в творчестве Лермонтова, мы, однако, не можем устранять самого вопроса о них. Для нас Лермонтов — это один из этапов в общем развитии русской литературы, и его творчество не могло быть изолировано от этого развития. Представить себе Лермонтова вне литературной обстановки так же невозможно, как и вне политических отношений эпохи. Как известно, сам Лермонтов в одной юношеской заметке отрицал свои связи с русской литературой: «Наша литература так бедна, что я из нее ничего не могу заимствовать»4. Эти слова вызывали естественное удивление исследователей, видевших огромную роль русской литературы в формировании творчества поэта5. Но заметка Лермонтова свидетельствовала лишь о том, что поэт в эту пору больше ценил европейскую литературу — Шекспира, Шиллера, Байрона, — чем русскую.
При определении роли русской литературной традиции в творчестве Лермонтова следует обратить внимание и на то, что Лермонтов в пору творческого созревания был лично знаком с рядом русских писателей6. Достаточно будет указать на некоторые факты.
В отрочестве и в ранней юности, в пору своей московской жизни, поэт, еще до поступления в Благородный пансион при Московском университете, видимо, брал частные уроки у профессора и поэта Мерзлякова, учеником которого он был и в пансионе. В пансионе же его учителем был известный поэт и переводчик Раич, руководитель литературного кружка, в котором бывал Лермонтов. Это знакомство с преподавателями-поэтами дополнялось школьными и домашними литературными связями. Соучеником Лермонтова по пансиону был впоследствии более или менее известный поэт Л. Якубович; по университету — беллетрист Вистенгоф; поэтессу Ростопчину Лермонтов знал с детства, хотя более близкие отношения с ней установились во время последнего приезда поэта в Петербург, в 1841 г. К 1831 г. относятся эпиграммы Лермонтова, устанавливающие его знакомство с рядом поэтов. Он знал Н. Ф. Павлова, который в ту пору еще не написал своих известных рассказов, а был поэтом, стихи которого вызывали ироническое отношение Лермонтова1. Знал Лермонтов А. Башилова, московского остряка и второстепенного поэта, который наводнял «журналы и альманахи своими произведениями, передразнивая кн. Вяземского и А. С. Пушкина самым жалким образом»2. Знавал он и пресловутого Шаликова, наивного эпигона ветшавшего сентиментализма3, и др. К раннему периоду лермонтовской биографии (к 1834 г.) надо, по словам Висковатова, отнести и знакомство с Муравьевым, автором «Тавриды». Впрочем, как ученик Раича Муравьев мог быть знакомым Лермонтова и по кружку их общего учителя.
В дальнейшем этот круг литературных знакомств значительно расширяется. В 1837 г. А. И. Тургенев, брат знаменитого декабриста, читал стихотворение Лермонтова «Смерть поэта» Козлову, писал о нем Пещурову, а об аресте поэта — А. Булгакову. Однако достоверным является личное знакомство с А. И. Тургеневым лишь в более позднее время. Нам известно, что в 1839 г. Тургенев слушал чтение Лермонтовым отрывка из «Героя нашего времени».
Более того, судя по заметке на рукописи «Княжны Мери», Лермонтов был намерен эту часть своего романа «Тургеневу послать» (т. V, стр. 491).
К 1837 г. относится знакомство Лермонтова с рядом декабристов, сосланных, как и он, на Кавказ. Он встречается не только с Лихаревым, Лорером, Назимовым и др., но и с А. И. Одоевским, крупнейшим поэтом декабристской каторги и ссылки; с ним Лермонтов, по его собственным словам, странствовал в горах Востока (т. II, стр. 53). Возможно, что Лермонтов был знаком с поэтом Полежаевым, который был близок к настроениям декабристов. Висковатый говорит об этом следующее:
«Были ли поэты знакомы лично, неизвестно, но возможно, так как Полежаев, возвращенный с Кавказа, где он был с 1829 по сентябрь 1833 г., проживал в Москве до смерти, в сентябре 1837 г. Во время проездов через Москву, особенно в 1835 г., Лермонтов мог видеться с Полежаевым, тем более что у них общим приятельским знакомством являлась семья Бибиковых» (Висковатый, стр. 127). Следует внести уточнение: Полежаев умер в 1838 г.
Эти связи Лермонтова с декабристами и людьми, близкими к декабризму, должны быть дополнены указаниями на знакомство поэта с Белинским. У нас нет основания предполагать, что Лермонтов был лично знаком с Белинским в пору их совместного пребывания в Московском университете. Предположение некоторых ученых, что в ранних драмах Лермонтова отразилась пьеса Белинского «Дмитрий Калинин», едва ли правильно; скорее сходство произведений обоих юных драматургов объясняется общими литературными влияниями трагедий великого Шиллера. Безусловными являются две даты встреч поэта и критика — в 1837 г. на Кавказе и в 1840 г. в ордонанс-гаузе. Но есть все данные предполагать, что встреч было больше. Во-первых, не будь их, стало бы непонятным посещение Белинским ордонанс-гауза: встреча на Кавказе была, как известно, слишком неприятной, чтобы через три года, без всякого возобновления знакомства, Белинский захотел увидеть поэта. С другой стороны, существование общего знакомого — Краевского — делает естественным предположение о неизвестных нам встречах двух великих людей.
Висковатый отмечает, что с Краевским, в ту пору редактором «Литературных прибавлений» к «Русскому инвалиду», Лермонтова познакомил Раевский; было это по окончании поэтом школы подпрапорщиков, т. е. в 1834—1835 гг. В 1837 г., когда Лермонтов был под домашним арестом, Краевский заезжал к нему. Очевидно, у них установились достаточно короткие отношения. Об этом говорит та непринужденность, с которой себя вел Лермонтов, по словам Панаева, в кабинете Краевского. О тесных связях говорит и то обстоятельство, что стихи Лермонтова были напечатаны в первой же книжке «Отечественных записок» 1839 г., когда Краевский стал их редактором. Отданы они были, следовательно, еще в 1838 г. Таким образом, встречи Лермонтова с Белинским, критиком журнала, могли происходить в 1839 г.; тогда естественным делается посещение Белинским ордонанс-гауза.
Таков второй круг литературных связей Лермонтова: А. И. Тургенев, декабристы, А. И. Одоевский, Полежаев, В. Г. Белинский.
Надо полагать, что с Пушкиным Лермонтов знаком не был, хотя, вообще говоря, сведения по этому вопросу весьма туманны. Но с рядом лиц из пушкинского окружения Лермонтов был то в более близких, то в более далеких отношениях. Одна из эпиграмм 1831 г. обычно адресовывалась П. Вяземскому («Вы не знавали князь Петра»). Если даже, как это не без основания сделано в издании «Academia», отнести ее к П. Шаликову, то и тогда следует предположить раннее знакомство поэта с одним из пушкинских друзей. Об этом говорит существование у Лермонтова и Вяземского общих знакомых — Бартеневой и др. Но письменные сведения датируют это знакомство лишь 1838 г., когда Жуковский отдал Вяземскому «Тамбовскую казначейшу», которую оба решили напечатать в «Современнике». Первое упоминание Жуковского о Лермонтове относится еще к 1837 г. Но из него неясно, был ли прославленный писатель знаком с молодым поэтом лично; знаменитое стихотворение Лермонтова, по всей вероятности, было известно Жуковскому, как и Тургеневу и Козлову1. В 1838 г., как уже было упомянуто, Жуковский читал «Тамбовскую казначейшу», принесенную ему самим поэтом; от Жуковского Лермонтов получает экземпляр «Ундины» с собственноручной надписью.
В 1839 г. Жуковский читал поэму «Демон» и в том же году встретился с ее автором у Карамзиных.
К числу давнишних относится знакомство Лермонтова с Козловым, во многом последователем и учеником Жуковского. Ссылаясь на Шан-Гирея, Висковатый отмечает, что особенно часто Лермонтов встречался с поэтом-слепцом в 1836 г.; самое знакомство, очевидно, датируется более ранним годом — временем окончания школы подпрапорщиков.
К концу 30-х годов поэт бывал у Хомутовой, которой Козлов посвятил стихотворение, напечатанное в 1838 г. в «Литературных прибавлениях» к «Русскому инвалиду». Лермонтов читал эти стихи еще в рукописи и, очевидно, тогда же обратился со стихотворным посланием к Хомутовой («Слепец, страданьем вдохновенный», т. II, стр. 109).
К знакомым Лермонтова относится далее Вл. Одоевский, с которым поэт, видимо, часто встречался в 1841 г. В этом же году Одоевский дал Лермонтову книгу с пустыми листами — «с тем, чтобы он возвратил мне ее сам и всю исписанную». К 1840 г. относится знакомство с Баратынским. Из писем Грота известно, что в 1841 г. у Лермонтова было несколько встреч с Плетневым. Висковатый утверждает, без ссылки на какие-либо документы, что Лермонтов впервые был у Плетнева в 1838 г. (Висковатый, стр. 223). Однако то обстоятельство, что «Бородино» было помещено еще в 1837 г. в «Современнике», позволяет отнести это знакомство к более раннему периоду.
Таким образом, Лермонтов, видимо, сам не встречавшийся с Пушкиным, был знаком с рядом писателей из пушкинского окружения, как более близких к Пушкину (Вяземский, Жуковский, Баратынский, Плетнев), так и значительно более далеких (Вл. Одоевский). Знаком был он и с друзьями друзей поэта, например с Козловым.
К 1840 г. относится сближение Лермонтова с участниками московского кружка славянофилов — с Самариным, Хомяковым и др. В результате этого знакомства стихотворение «Спор» было опубликовано в «Москвитянине» Погодина; однако значительное большинство своих произведений Лермонтов продолжал отдавать в «Отечественные записки». Знаком был Лермонтов и с Погодиным, в саду которого, на именинном обеде Гоголя, он читал отрывки из «Мцыри». Тем самым датируется встреча его с Гоголем (9 мая 1840 г.). К сожалению, Лермонтов ни словом не обмолвился о знакомстве с величайшим прозаиком своей эпохи, но в статье Гоголя «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность» есть слова, которые позволяют предполагать, что Гоголь знал Лермонтова не только как поэта, но и как человека: «никто еще не играл так легкомысленно с своим талантом и так не старался показать к нему какое-то хвастливое презрение, как Лермонтов»1.
На том же именинном обеде Лермонтов встретился с М. Загоскиным и рядом других писателей. Во время своего краткого пребывания в Москве, в мае того же 1840 г., Лермонтов был у Н. Ф. Павлова, которого в юности высмеивал в своих стихах; теперь он познакомился с его женой, Каролиной Павловой, своеобразной и одаренной поэтессой. Можно упомянуть о знакомстве Лермонтова, во время его пребывания в Петербурге (февраль — апрель 1841 г.), с великосветским поэтом Мятлевым, о котором он вспоминает в стихотворении «Любил ли я в былые годы». К светским связям Лермонтова относится и его знакомство с графом Соллогубом, который, как известно, написал о Лермонтове клеветнический роман «Большой свет». К этому, наконец, надо добавить, что Лермонтов, бывая у Плетнева, Смирновой и Карамзиных, мог встречаться еще с рядом других писателей. И. С. Тургенев, в ту пору уже автор нескольких стихотворений, опубликованных в «Современнике», хорошо запомнил две встречи с Лермонтовым в конце 1839 г. — у княгини Шаховской и на новогоднем балу.
Таков достаточно широкий круг установленных литературных знакомств поэта. Круг же литературного чтения Лермонтова, разумеется, выходил далеко за пределы непосредственных связей с знакомыми литераторами. Абрамович2 перечисляет ряд писателей, которых, сверх перечисленных, судя по его произведениям, читал Лермонтов. В этот список входят писатели самых разнообразных направлений: Рылеев, Лажечников, Кукольник, Марлинский, Полевой. Но и этот список, разумеется, весьма неполон. К нему можно было бы прибавить имена Крылова, Шевырева, Хомякова и т. д.
Лермонтов тщательно читал современную журналистику и альманахи. Отзвуки стихов и статей «Московского вестника», «Московского наблюдателя», «Галатеи» и т. д. в творчестве Лермонтова достаточно убедительно свидетельствуют о том, что поэт, при всей своей огромной творческой самобытности, не стоял, да и не мог стоять вне литературных связей, вне литературной эпохи и русских литературных влияний.
Перейти к чтению второй части>>
|